Забавы Палача - Виктор О`Рейли

Она мягко взяла под руку высокого, энергичного на вид человека и словно играючи развернула его, чтобы поставить лицом к лицу с Фицдуэйном. Уверенности в себе ей, похоже, было не занимать.

– Саймон, – сказала она, – разреши мне представить тебя знаменитому военному фотокорреспонденту, который приехал в наш город на несколько дней. Саймон Бейлак – Хьюго Фицдуэйн. Саймон мой ближайший друг, когда снисходит до меня, – и очень талантливый художник.

– А ты, моя милая Эрика, – отозвался Бейлак, – временами бываешь просто сокровищем и всегда остаешься самой великолепной женщиной в Берне.

– Эрика фон Граффенлауб, – сказал Фицдуэйн. Она кивнула.

– Ваши фотографии не отдают вам должного, – произнес Фицдуэйн. – Откуда вы знаете мое имя? Эрика улыбнулась.

– Берн – маленький городок, – сказала она. – Спасибо вам за то, что вы приняли такое участие в деле Руди. Это наверняка было нелегко.

Фицдуэйн ощутил некоторое замешательство. Очевидно, она говорила о событиях в Ирландии, а не о том, что произошло сегодня утром. А мужа ее нигде поблизости не было.

Эрика взяла его руку в свои и задержала там; затем поднесла ее к своему лицу.

– Еще раз спасибо, – сказала она.

Она уже отошла прочь, а Фицдуэйн все еще чувствовал тепло ее тела и мимолетное прикосновение ее полных губ к своей ладони. Саймон Бейлак поднял стакан и подмигнул ему.

– Берн – городок маленький.

– Хоть бы это оказалось самоубийством, – сказал в трубку шеф “крипо”. Он глянул на часы. Десять минут восьмого. Рабочий день тянется целых тринадцать часов, а он до сих пор сидит в полицейском управлении. И уже опаздывает к Колетт, которая терпеть не может дожидаться чего бы то ни было, особенно постели.

При этой мысли у Буизара порозовели мочки ушей. Колетт и впрямь сексуально одаренная женщина, непризнанный талант. В прошлые века в ее честь построили бы фонтан. До чего же некстати это убийство.

– Не ты один ведешь половую жизнь, – сказал следователь, который иногда бывал даже чересчур проницателен. – А теперь хватит грезить наяву – давай-ка сосредоточься. Это никак не может быть самоубийством. Прикинь: семь ранений, сделанных чем-то вроде ножа с коротким широким лезвием, глаза выколоты, уши отрезаны, гениталии тоже – и, между прочим, еще не найдены. Наверное, до сих пор бултыхаются в Ааре. Кроме того, обнаружено, что перед смертью жертва вступала в половые сношения, производимые как оральным, так и анальным способом.

Буизар мрачно кивнул.

– Да, не слишком похоже на самоубийство. Больше смахивает на какой-то ритуал.

– Во всяком случае, это далеко от обычной бытовой ссоры, когда жена попросту пришибает мужа сковородкой, – сказал следователь. – Честно говоря, у меня на душе неспокойно. У подобных историй слишком часто бывают продолжения.

– Типун тебе на язык, – сказал шеф “крипо”. – Я вот думаю, не пообещать ли премию тому, кто найдет яйца этого парня. Как мы их опознаем?

– В Берне, наверное, нет других яиц, которые занимались бы своим делом поодиночке, – жизнерадостно сказал следователь. – По этой примете твои молодцы живо их найдут.

– Фу, как грубо, – сказал начальник полиции. При этом он инстинктивно сунул руку в штаны. Там все было на месте, но от недавней эрекции, вызванной мыслями о Колетт, не осталось и следа.

После третьего бокала вина Фицдуэйн захмелел и уже начал было получать удовольствие от созерцания тринадцати черных прямоугольников, но тут время, отведенное для посетителей, истекло. В Ирландии народ рассасывался бы постепенно, и под конец по залу бродили бы лишь заядлые любители выпить. Здесь же все направились к дверям сразу, точно по невидимому сигналу. Через несколько минут в галерее не осталось никого, кроме обслуживающего персонала и Фицдуэйна. Вино было замечательное. Он с легким сожалением осушил бокал и двинулся к выходу.

Эрика стояла снаружи, беседуя с друзьями. Она покинула их и подошла к нему. На ней был золотистый плащ с высоким воротником. В таком наряде супруга фон Граффенлауба была просто обворожительна. Она взяла его под руку.

– Нам надо поговорить, – промолвила она. – Вы ведь не против того, чтобы пойти со мной?

Фицдуэйн не склонен был отвечать отказом. Они зашагали по улице; он чувствовал рядом с собой ее тепло. Ее запах щекотал ему ноздри. Отвердевший член мешал идти.

– У меня тут недалеко маленькая квартирка, – сказала она.

– На Юнкернгассе? – спросил Фицдуэйн, вспомнив адрес, указанный в досье на фон Граффенлауба. Он не был уверен, что ему стоит сейчас опять заявляться к адвокату – вряд ли тот будет рад такому гостю в компании собственной жены, которая буквально прилипла к нему.

Эрика рассмеялась и сжала его руку.

– Думаете, мы идем к Беату? – спросила она.

– Боюсь, я не вполне вас понимаю, – сказал Фицдуэйн. – Я считал, что вы живете вместе с мужем. Она рассмеялась снова.

– И да, и нет. У нас с ним уговор. Мне нужны свобода и уединение. Моя квартира недалеко – я ведь тоже живу на Юнкернгассе, – но она отдельная.

– Понятно, – сказал Фицдуэйн, который мало что понял.

– Я приготовлю скромный ужин, ладно? Посидим вдвоем, поболтаем, – сказала Эрика.

Дом, куда они пришли, был старый. Дверь в квартиру Эрики была оснащена всевозможными запорами; сама квартира оказалась по-современному роскошной. Тут пахло серьезными деньгами.

Фицдуэйну трудно было представить себе Эрику хлопочущей над раскаленной плитой. И действительно: она вынула из холодильника фарфоровый горшочек и сунула его в микроволновую печь. Нажала на кнопку пальчиком с алым ногтем. Попросила Фицдуэйна откупорить уже охлажденное шампанское и зажечь свечи.

Они уселись друг напротив друга за небольшой круглый обеденный стол. Он был накрыт на двоих еще до их прихода. У Фицдуэйна мелькнула мысль, что он перебежал кому-то дорогу – а может быть, именно его-то здесь и ждали? Впрочем, Эрика могла всегда держать стол накрытым – просто так, чтобы ее не застали врасплох. Наверное, в детстве она была герлскаутом.

– Можно мне называть вас Хьюго? – спросила Эрика, глядя ему прямо в глаза. В горшочке оказалось нечто, похожее на крольчатину. Когда Фицдуэйн был маленьким, он любил играть с кроликами, и это некстати пришедшее на ум воспоминание слегка отравило ему удовольствие от вкушения пищи. Эрика же ела с аппетитом.

Фицдуэйн кивнул. Эрика облизала губы – это было сделано так, что возбудило бы даже слепого.

– Мне нравится ваше имя, – сказала она. – Вы хотите поговорить о Руди?

– За этим я и приехал, – ответил он.

Эрика улыбнулась долгой, понимающей улыбкой и, протянув над тарелками руку, погладила его пальцами по тыльной стороне ладони. Чувственность исходила от нее волнами, как электричество.

– Ну что вам сказать, – промолвила она. – У этого мальчика была уйма проблем. Его самоубийство никого не удивило.

– А какие это были проблемы? – спросил Фицдуэйн. Эрика пожала плечами, точно не находя нужных слов.

– О Господи! – сказала она, воздев руки вверх. – Да самые разные. Он ненавидел отца, он ссорился с родными, ему не нравилось наше правительство, у него не ладилась половая жизнь. – Она улыбнулась. – Но так ли уж это необычно для тинэйджера?

Фицдуэйн попробовал вытянуть у Эрики еще что-нибудь, относящееся к ее погибшему пасынку, но его старания практически не принесли успеха. Разговор перекинулся на других членов семьи. Здесь Эрика была ненамного более откровенна. После кофе и ликеров она извинилась и вышла. Откинувшись на спинку дивана, Фицдуэйн потягивал “куантро” [18]. До сих пор ему не слишком везло с фон Граффенлаубами – во всяком случае, в том, что касалось самого главного.

Все лампы в комнате были потушены Эрикой. От двух свечей на столе лился неверный золотистый свет. Эрика вернулась в гостиную. Он слышал ее мягкие, приглушенные толстым ковром шаги, обонял ее мускусный аромат. Она подошла и встала рядом.

Он повернул к ней голову и начал было говорить.

– Уже поздно, – сказал он. – Наверное, мне лучше… – Слова замерли у него на губах.

Она нагнулась, прижала его к себе и поцеловала. Он почувствовал, как ее соски скользнули по его щекам, потом ее язык нырнул к нему в рот, заигрывая с его языком, и она уселась к нему на колени, абсолютно голая.

Она покрыла поцелуями его лицо и шею, затем потянулась рукой к ширинке, и Фицдуэйн почувствовал, как разъехалась молния. Он испытывал нестерпимое желание. Она расстегнула ему рубашку, пробежалась языком по груди – все ниже, ниже, – и наконец поймала губами его набухший член.

По телу Фицдуэйна прошла судорога; затем он с недоумением уставился на подпрыгивающую перед ним голову. Ее волосы были такого же цвета, как у Руди, хотя их и не связывало кровное родство. Желание в нем улеглось. Он попытался отодвинуться. Она схватила его рукой, не прекращая своего занятия. Он оттолкнул ее насильно.